Иногда они умирают - Страница 65

Как действовал этот ритуал на людей с душой, я не знал. Но сильнее всего, признаться, не хотел терять свои привязанности.

Гурх между тем наклонился, срезал одежду с мертвого тела, затем теми же самыми быстрыми, уверенными движениями распорол кожу и отошел в сторону. Спустя пару минут, на труп начали слетаться вороны. И принялись жадно клевать мясо.

– Скажешь родственникам этого человека, что он упал в пропасть, поэтому тело не нашли, – сказал гурх, демонстрируя знание обычаев моего мира, где не принято скармливать трупы умерших хищным птицам. – Или пропал. Здесь пропадают люди.

Очень скоро тело скрылось под черной шевелящейся массой. Стучали клювы о кости, трещала, разрываясь, кожа, шелестели перья, каркали птицы, сцепившиеся из-за особо лакомого куска плоти. Голова Раджа смотрела на пиршество с высоты своего камня до тех пор, пока на нее не спикировала новая голодная птица.

– Почему они сходят с ума? – спросил я, отворачиваясь.

Сначала гурх молча посмотрел на меня, потом произнес:

– Если обходить Зеркальную гору против солнца – умрешь. Почему? – Не дождался ответа на свой вопрос и пояснил: – Потому что так устроено в мире.

– Это первый случай, когда белые превращаются в одержимых?

– Знаешь, почему Великую мать у нас чтят больше, чем Отца? – Гурх сел на землю у скалы и жестом предложил мне присаживаться рядом. Я сбросил рюкзак на землю, опустился на камень подле собеседника, и тот продолжил: – Раньше одержимым становился каждый первый из пяти. Мудрые говорили, что в тела людей вселяются демоны. Они не боялись нападать даже днем. Мать богов сжалилась над смертными, пришла на землю и стала убивать их. И убила многих. Тогда остальные начали прятаться, некоторые забились под камни и притворились мертвыми, другие убежали далеко в горы и скрылись в подземных пещерах, третьи стали умолять о пощаде и поклялись выходить только ночью. Мать хотела убить всех, но вмешался Отец и попросил оставить их в живых. Они забавляли его. Он считал, что все живое достойно жизни. Мать выполнила его просьбу и ушла, но вместо себя оставила тех, кто убивает одержимых, если они встретятся на их пути.

– Гурхов, – уточнил я.

Он молча наклонил голову, и его волосы точно такого же цвета, как перья воронов, заблестели на солнце.

Интересная легенда. Но, к сожалению, она не объясняла, почему два белых парня превратились в кровожадных убийц. Впрочем, мне, видимо, лучше пока принять это событие как данность, так же как многое необъяснимое, что происходит в горах. Ответ на такие вопросы мог прийти абсолютно неожиданно.

Мой собеседник поднялся и, бормоча молитву, направился к трупу. Я узнал слова из Бардо Тходрол – «Книги об умершем», священного фолианта, в котором говорилось о промежуточном состоянии сознания, находящегося между смертью прежней телесной формы и обретением новой.

– Ты безрассуден, если в расцвете сил не чувствуешь приближения смерти, – тихо и значительно произносил гурх. – С нею все, что ты делаешь и считаешь важным, в одно мгновение превращается в ничто.

Монотонный голос заглушало недовольное карканье. Вороны отпрыгивали, видя приближающегося человека. А тот перевернул основательно обклеванный костяк, так чтобы птицам было удобнее, клинком разрубил несколько костей, обухом кухри сгреб в одну кучу куски мяса, утащенные падальщиками в сторону. Вороны нетерпеливо наблюдали за ним, ероша перья и вытирая клювы о камни. От головы Раджа остался лишь обглоданный череп с редкими клочьями кожи и волос. Гурх сбросил его на землю и резкими ударами разбил на части.

И что бы я ни говорил об уважении к культуре Кайлата, терпимости и почтении к чужим порядкам, зрелище было диким и отвратительным. Вряд ли когда-нибудь я смогу так же сосредоточенно, аккуратно расчленять тело врага… или друга, скармливая его голодным крылатым хищникам.

Запах сырого мяса и внутренностей стал невыносим. Чувствуя, что меня начинает мутить, я отвернулся и сказал:

– Пойду за вторым.

– Я с тобой, – ответил мой спутник и, судя по треску, разрубил очередную кость.

– Хорошо.

– Меня зовут Гром, – сказал он неожиданно, и я понял, что это прозвище. Никто из народа гурхов не называл чужакам настоящих имен.

– Райн.

Он обогнул меня, вытер нож пучком травы, кивнул и первым двинулся по узкой тропинке мимо пещеры.

Чтобы успевать за ним, мне пришлось очень постараться. Тропа спускалась все ниже по холму. Справа навис склон горы, мы шли под тяжелым каменным навесом, скрывающим лучи солнца. Со скалы сочилась ниточка водопада, и земля вокруг была мокрой.

Гурх внимательно осматривал камни под ногами, на которых кое-где, все реже и реже, виднелись бурые пятна засохшей крови. Раненный мной одержимый прошел здесь.

А потом эти следы исчезли. Но другой дороги не было, если только сошедший с ума человек не бросился вниз с обрыва или не полез по круче наверх, что казалось мне малореальным.

Становилось все прохладнее и темнее. Густой боярышник, усыпанный алыми ягодами, рос на краю обрыва, крепко цепляясь корнями за землю.

Справа показался узкий лаз между валунами, в который не смог бы протиснуться ни один человек. Я вытащил нож, хотя шагающий впереди воин спокойно посматривал по сторонам, не показывал ни волнения, ни настороженности.

Мы прошли мимо узкой каменной арки в половину человеческого роста. На ее полу виднелось черное пятно от костра. В стене кто-то грубо вырезал древний символ, похожий на знак солнца.

Мой спутник вдруг стремительно обернулся, вскинул голову. И тут же на меня сверху упала черная тень. Одержимый целился мне в спину, но промахнулся, ударил в бок. Не удержавшись на ногах, я рухнул вместе с ним на землю. Пальцы с острыми обломанными ногтями вцепились в мою куртку, зубы впились в плечо, но не могли прокусить плотную ткань. Из-под спутанных, свалявшихся волос светились безумные глаза, утратившие всякое человеческое выражение.